– Вот так, – проговорил Форкосиган, все еще не отдышавшись, – мы развлекались на борту старого доброго «Генерала Форкрафта».

– Неплохо, – заметила Корделия. – И часто вам приходилось использовать эти навыки в реальном бою?

– Редко, очень редко. Но когда приходилось, мы всегда побеждали.

Зрители разошлись, негромко обсуждая состязание. Корделия пошла с Форкосиганом, чтобы заняться травмами, приготовить горячую ванну и сделать массаж.

Разминая мужу занемевшие мышцы, она снова возобновила разговор о том, что все сильнее занимало ее.

– Как ты думаешь, не пора ли тебе потолковать с Куделкой относительно его поведения с Дру? Она буквально из кожи лезет, чтобы наладить с ним отношения. А он не снисходит даже до элементарной вежливости. Если я не ошибаюсь, бедная девочка влюбилась в него по уши, хотя он и не желает этого замечать.

– А почему ты решила, что он ничего не замечает? – медленно спросил адмирал.

– По тому, как он держится. И это тем более обидно, что они были бы прекрасной парой. Разве ты не считаешь ее привлекательной?

– По-моему, Дру – высший класс. Но я, как известно, вообще неравнодушен к рослым амазонкам. – Он хмыкнул. – Однако если у тебя глаза разгорелись в предвкушении роли свахи… Кстати, как ты думаешь, не связано ли это с материнскими гормонами?

– Мне вывихнуть тебе вторую руку?

– Ох! Нет, спасибо. Довольно с меня и Ботари. Я уже успел забыть, что такое спарринг с нашим сержантом. Помассируй-ка еще немного. Чуть ниже, пожалуйста…

– У тебя здесь завтра будут жуткие синяки.

– Мне ли не знать. Так вот, прежде чем ты займешься личной жизнью Дру… Ты не забыла об инвалидности Куделки?

– О! – поразилась Корделия. – Я думала, что… его половые функции восстановлены не хуже, чем все остальное.

– Или не лучше. Это очень сложная операция.

Корделия нахмурилась:

– Ты точно знаешь?

– Нет, не знаю. Такого разговора между нами не было. Никогда.

– Гм. Как же быть? А может, ты у него спросишь?

– О Господи, Корделия! Да разве можно задавать такие вопросы! А вдруг ему придется ответить отрицательно? Мне ведь с ним работать, не забывай об этом.

– Ну, а мне работать с Дру. Какой мне от нее прок, если она начнет чахнуть и умрет от разбитого сердца? Он уже не раз доводил ее до слез. Она забивается в какой-нибудь угол и плачет.

– Правда? Такое трудно себе представить.

– Не уверять же мне девочку, что Куделка ее недостоин… Как ты думаешь, она действительно ему неприятна? Или это только самозащита?

– Разумный вопрос…. Могу сказать только одно: на днях мой водитель отпустил какое-то вольное замечание в ее адрес, и Ку после этого говорил с ним достаточно холодно. Не думаю, чтобы она была ему неприятна; скорее он просто ей завидует.

Корделии пришлось удовлетвориться этим. Ей страстно хотелось как-нибудь помочь юной парочке, но на ум не приходило ничего, кроме обилия советов, касающихся преодоления сугубо интимных трудностей, которые могут возникнуть из-за инвалидности лейтенанта. Но высказывать их вслух – значило бы непростительно оскорбить и шокировать застенчивых влюбленных. О секс-терапии никто из барраярцев и слыхом не слыхивал.

Как истинная бетанка Корделия была убеждена, что двойной стандарт в сексуальном поведении нелеп, да и вообще невозможен. Но постепенно, исследуя дебри высшего общества Барраяра, она начала понимать, как им удается совмещать несовместимое. Все сводилось к тому, что определенным лицам запрещался доступ к определенной информации, причем эти лица отбирались по каким-то неписаным правилам, известным всем, кроме нее. Нельзя, например, говорить о сексе в присутствии незамужних женщин и детей. Молодые барраярцы, кажется, не связаны никакими ограничениями в разговоре друг с другом, но только не при женщинах – любого возраста и положения. В придачу эти правила варьировались в зависимости от социального статуса. И замужние женщины в своем кругу, когда их не могут подслушать мужчины, тоже иногда вдруг кардинально меняли свои понятия о том, какие темы считаются приличными. По поводу некоторых вопросов можно пошутить – однако обсуждать их нельзя. А о некоторых особенностях даже упоминать запрещено. Она уже не раз шокировала собеседников каким-нибудь, как ей казалось, совершенно естественным и пустяковым замечанием – и Эйрел тут же отводил ее в сторону, чтобы объяснить ошибку.

Корделия попыталась систематизировать все эти неписаные правила, но нашла их настолько запутанными и противоречивыми – особенно в том, когда и кому в каких областях полагается напускать на себя неведение, – что вскоре бросила это занятие. Впрочем, она все же показала мужу свой конспект. Тот прочел его как-то вечером, уже лежа в постели, – и чуть не умер со смеху.

– Неужели мы действительно выглядим такими идиотами? Мне особенно нравится твое Седьмое правило. Надо его запомнить… Жаль, что я не знал о нем в юности. Можно было бы обойтись без этих ужасных армейских учебных видео.

– Если будешь так ржать, у тебя кровь пойдет носом, – съязвила она. – Это ваши правила, а не мои. Вы их соблюдаете. Я всего лишь пытаюсь их понять.

– Моя милая исследовательница. Гм… Да уж, ты не боишься называть вещи своими именами. Мы никогда не пробовали… Ты не хотела бы нарушить со мной Одиннадцатое правило, милый капитан?

– Посмотрим-ка, которое это… О да, конечно! Сейчас? И уж если на то пошло, давай отбросим и Тринадцатое. У меня гормоны разыгрались.

– Тринадцатое? Вот уж не думал…

– Это потому что ты как барраярец слишком часто следуешь Второму правилу.

Этические изыскания на время были забыты. Но впоследствии Корделия обнаружила, что всегда может заставить мужа расхохотаться, пробормотав: «Девятое правило, сэр».

Осень уходила. Уже чувствовалось приближение холодов; ночными заморозками побило растения в саду графа Петера. Корделия с великим нетерпением ожидала прихода своей первой зимы. Форкосиган обещал ей снег, настоящую замерзшую воду. Такое она видела только в двух астроэкспедициях. «К весне я рожу сына. Ха».

День выдался погожий, даже жаркий. От нагревшейся плоской крыши, где стояла Корделия, исходило приятное тепло, хотя щеки стал пощипывать легкий морозец, как только солнце опустилось за линию городских домов.

– Добрый вечер, мальчики, – кивнула она двум охранникам, дежурившим на крыше.

Те заулыбались, а старший по званию неуверенно козырнул:

– Миледи!

У Корделии уже вошло в привычку каждый вечер подниматься сюда и смотреть на закат. С высоты четырех этажей открывался прекрасный вид на город. За деревьями и зданиями можно было разглядеть реку. Над крутым берегом вздымались башни замка Форхартунг, в стенах которого проходило столь памятное для Корделии заседание совета графов. Правда, огромный котлован в нескольких кварталах от резиденции Форкосиганов предвещал новостройку, которая вскоре положит конец наслаждению от любования окрестными пейзажами.

За замком раскинулся старый город. Корделия там еще не бывала – в его извилистых улочках, где не разминуться даже двум всадникам, машине не проехать. Но с флайера, пролетая над столицей, она не раз с интересом рассматривала странные темные пятна в сердце города. Новые кварталы, сверкавшие на горизонте, по планировке приближались к галактическим стандартам.

Ничто не напоминало тут Колонию Бета. Форбарр-Султан целиком лежал на поверхности планеты – странно двумерный и открытый всем стихиям. Города же Колонии Бета зарывались вглубь, в шахты и туннели, многослойные, уютные и надежные. Собственно говоря, на Бете вообще не имели понятия об архитектуре как о виде искусства – украшение жилищ там сводилось к отделке внутренних помещений. Просто удивительно, насколько разнообразными могут быть фасады зданий.

Охранники переминались с ноги на ногу и вздыхали, ожидая, когда ей надоест стоять, облокотившись о парапет. Им очень не нравилось, когда она приближалась к краю ближе, чем на три метра, хотя вся крыша была всего в шесть метров шириной.